Лучший гарпунщик - Страница 38

- Игнатий… тут вот какое дело…, - вроде как застеснялся я. - День какой сегодня? И год? Отшибло, понимаешь…

- Двадцатое марта, четверг, восемьсот пятнадцатого года. - ответил шкипер, постучав пальцем по календарю, висящему на стене, затем добавил: - Если еще что не помнишь - заходи, спроси. У нас так с одним матросом было, когда я на шлюпе «Шалун» ходил. Дало талем сорвавшимся по черепу, так он даже имя свое забыл. И писать разучился. Ты хоть себя помнишь.

- Да тоже так помню… местами, - вздохнул я, но не притворно, а на самом деле озадачено.

И было с чего озадачиваться. Это что за год такой? С чего отсчет тут пошел? И вообще есть подозрение, что меня в будущее все же закинуло. Как раз лет через восемьсот с лишним с моего времени. И что мне теперь делать? А что и собирался - жить тут устраиваться.

Как ни странно, но приняв какое-то решение, я успокоился, и горячечными мыслями больше не грузился. Решил, что все помаленьку выясню. Жить тут можно, и это главное, а все остальное… ну приложится, куда же денется?

Так и прокачался все это время в гамаке, медленно потягивая сидр, пока за мной не зашел Игнатий.

- На вахту тебе, - сказал он. - Вооружись, и на борт никого не пускай. Даже на сходни. Стоял вахты?

- Не помню, - сбрехнул я.

- Тогда все просто - кто подошел, пусть себя назовет и дело свое, - взялся объяснять правила шкипер. - Если не назвал и на борт полез, то ты в своем праве пальнуть. Если пальнул, значит нам боевая тревога, да и весь порт взбаламутится. Если хочешь тревогу сам объявить, только для нас - три раза в рынду, вот в таком темпе…

Он трижды стукнул мозолистой коричневой ладонью о столб.

- Если сам стрельбу услышал у кого-то - всех поднимай, рындой. И все. Не спи, не пей, через четыре часа сменим. Понял?

- Все понял.

- Ну и иди, раз понял, - сказал он.

Я застегнул на себе ремень с кобурой, нахлобучил шляпу, к которой уже привык, и пошел наверх.

Ночь была тепла, тиха, безветренна. В городе шумели, где-то играла музыка, по набережной прогуливались люди, явно приодевшись на выход. На мужчинах появились белые рубахи с темными жилетами, на женщинах - простые по форме платья, в основном чуть ниже колена. Было шумно, весело, многие были с детьми, сбивавшимися в стайки и носившимися по набережной.

В толпе гуляющих я заметил преподобного Симона. Одетый в белый сюртук, он прогуливался под руку с какой-то немолодой женщиной, беседуя с ней явно не на духовные темы. Она смеялась каким-то его словам, он тоже улыбался. Рядом с ними шли двое детей, мальчик и девочка, лет семи-восьми, о чем-то оживленно болтавшие друг с другом. Не похож в этот момент священник был на сурового пастыря и вероучителя. Никак не похож.

Придумывая себе занятие, я зашел в ходовую рубку, огляделся. Впереди, где и подобает, штурвал с картушкой компаса, рядом стол с зажимами для карт. Причем стол серьезный, вроде старого чертежного кульмана. А вот сзади, у самого входа, еще один пост. Так понимаю, что моториста, потому что из большой деревянной тумбы торчат какие-то рычаги с маховиками, и от них тяги с осями уходят как раз к двигательному отсеку. Такого я пока еще не видел. С другой стороны, все понятно - автоматизации управлением ноль, но если у паровой машины кочегары были, то здесь судовая машина проще, хватает одного машиниста. Вот так вдвоем они и управляют. Интересно, здесь машина постоянно в работе, или только в штиль и при маневрировании? Так наверное, зачем зря топливо жечь, если паруса имеются.

Постоял в рубке, снова пошел на палубу. Стемнело уже окончательно, но на корме каждого судна, пришвартованного к пирсам, светился масляный фонарь, так что света хватало, по большому счету. Откуда-то тянуло сигарным табаком, где-то негромко болтали люди, сидя на палубе, но где - я не разглядел. Да и пусть себе болтают.

Проехали верхами по набережной двое объездчиков - я разглядел отблеск фонарей в висящих на груди бляхах. Проехали спокойно, шагом, свернули из порта на кабацкую улицу, где мы сегодня искали Игнатия.

- Эй, друг! - окликнул меня кто-то.

Я обернулся. Звал меня вахтенный с соседнего судна - широкого и высокобортного барка, нависавшего над нами. От него сигарами и тянуло - мне хорошо было видно, как в руке у него тлеет красный огонек.

Я обернулся к нему, помахал рукой приветственно.

- Видел тебя в драке сегодня, - сказал вахтенный. - Умеешь. Павла побить - большое дело.

- Спасибо, - пожал я плечами.

Тот достал из кармана небольшую сигару, протянул ее мне.

- Угощайся, если куришь.

- Не курю, но спасибо, - отказался я. - Издалека пришли?

- С Трех дев, - ответил вахтенный. - Знаешь такой остров? Это к западу, к самым франкам почти.

Я кивнул неопределенно, что можно было истолковать как угодно, затем снова спросил:

- Что возите? Вон у вас какая посудина большая.

- За сидром пришли, - ответил он. - Он тут самый лучший, яблоки у них все же специальные какие-то, у Новой Фактории.

Общался он с мной свободно, не замечая никаких огрехов в моей речи, а я же заметил, что произношение у него заметно отличается от Веры и Ивана с Игнатием. Подумалось, что это издержки проживания на островах. А мне и лучше, меньше вопросов возникает.

- Слух ходит…, - заговорил соседский вахтенный, - … бают, что погибли ваши с обозом. Так?

- Так, - подтвердил я. - Племя Горы напало.

- Верно, так и говорят, - кивнул он. - Прости, что спросил.

- Да чего уж там, - ответил я. - Нет в этом тайны.

- Мутят это племя, все говорят, - продолжил сосед. - Мы когда сюда шли, яхту видели турецкую, шла прямо к берегу. Что яхте там понадобиться могло? Шкип сказал, что ружья неграм возят. А те на другие племена охотятся, а потом пленных продают.