Лучший гарпунщик - Страница 21

- Потом поедим нормального? На шхуне ведь не накормят, кок с нами ушел, а двое, что остались, себе готовить не будут, в городе поедят.

- Не вопрос! - поддержал я идею с воодушевлением. - Давай только по главным делам закончим, чтобы нам на проблемы не нарваться, и поедим.

Лошадьми торговали в дальнем углу рынка, у небольшого загончика, в котором мирно стояли у яслей с сеном несколько разнотипных коняшек, как верховых, так и тягловых, как даже я сумел понять. А отдельно от них пристроилась пара мулов. Пахло мочой, навозом, но это не удивляло - этими субстанциями весь город попахивал ввиду изобилия гужевого транспорта, а здесь это лишь сильнее чувствовалось.

Под навесом в тенечке, с бутылкой чего-то, напоминающего пиво, в руке, сидел коренастый здоровяк с русой бородой с проседью, в широкой шляпе, напоминающей украинский «брыль», какими художники любили снабжать чумаков на картинах. Правда, вместо рубахи-вышиванки на нем был темно-синий жилет вроде разгрузочного, из крашеной парусины, а на поясе висела нагайка и револьвер с рукояткой из светлого дерева и бронзы.

- День вам добрый. - поприветствовала его Вера.

- И тебе добрый, девушка. - кивнул барыжник, приподняв шляпу и слегка поклонившись. - С чем пожаловала?

- Коняшек вот продать. - ответила девочка, похлопав по блестящей мускулистой шее своего гнедого.

- Продать, говоришь? - хмыкнул бородач. - Не на продажу выставить?

- Некогда выставлять. - покачала она головой. - Со шхуной мы, с Большого Ската. Куда их нам?

- Коняшки-то… - задумчиво поскреб в бороде барыга. - … коняшки негрские, так? Откуда у вас?

- С боя взяли. - ответил я, решив больше не изображать из себя немое изваяние. - Они обоз у нас побили, а мы с них коней взяли.

- Вот как? - остро глянул на меня из-под брыля барыга.

Затем его взгляд быстро проскакал по мне, задержавшись на неприлично короткой бороде, затем с лица на оружие, потом на руки, но больше он ничего не сказал. Затем он снова повернулся к лошадям и взялся за осмотр. Смотрел быстро, ловко, не церемонясь. Я-то до сих пор их немного побаивался, барыга же бестрепетно лез пальцами им в зубы, задирал копыта, нажимал пальцами куда-то в подбрюшье, отчего лошади дергались и фыркали, и делал еще великое множество непонятных мне манипуляций. И лишь минут через пятнадцать снова обернулся к нам, вспотевший и покрасневший, снял шляпу, утер лысину платком, вытащив его, более похожий размерами на наволочку, из кармана, и сказал:

- Если сразу, то по пять червонцев дам за каждую. Если не всех продавать будете, то цену за голову отдельно дам. Или могу на продажу поставить, и тогда пятую часть возьму с цены. Выбирайте.

У меня появилось стойкое ощущение, что торговаться надо, но поскольку я понятия не имел, какие тут на лошадей цены, эта мысль так и осталась мыслью. Вера же спросила:

- Сейчас платишь? Не скажешь потом, что денег нет, а сам занимать побежишь?

- Тут не сомневайтесь, барышня, - решительно заявил барыга и приподнял на ремне увесистую сумку из толстой кожи, висевшую у него на боку.

Он тряхнул ее, и в сумке сочно звякнуло. А барыга добавил:

- Как по рукам ударим, так и рассчитаюсь сполна, без обмана. А полковник про бой ваш знает уже?

Как я понял, последний вопрос был с ловушкой, но Вера ответила, не смущаясь:

- Должны были доложить уже. Мы о том объездчикам сообщили. Да и сами к нему зайдем, проверим.

- Кому сообщили-то, если не секрет? - чуть прищурившись, спросил барыга.

- Такой, невысокий, с бородой до пуза, в черной шляпе. По дороге на Торг в объезде. - ответила Вера спокойно.

- Знаю, - кивнул барыга, - Лука это. Хорошо, что сказали.

Видать, какую-то проверку мы тем самым прошли, потому что без долгих разговоров они с Верой ударили по рукам, а затем он полез в свою переносную кассу, из которой он отсчитал девочке десять золотых червонцев и пригоршню серебряных монет, в рубль и два рубля достоинством, и даже досыпал каких-то крупных медяков. Затем мы подняли с земли наши ранцы, вновь взвалив ношу себе на плечи, а я еще подхватил трофейную длинную однозарядку, про которую Вера сказала, что пригодится, мол, вскоре.

- Теперь давай тебе одежду купим, - сказала она, быстро перекидывая монеты из одной руки в другую. - И револьвер тебе нужен. Не может здесь стрелок или объездчик без него ходить, странно это. Вот, держи, половина здесь с лошадей.

- Ты мне за одну лошадь давай, - сказал я. - Тебе нужней, не я здесь в убытке.

- Неважно, - отмахнулась она. - Все равно мы дальше вместе. А тебе еще понадобятся, на жительство устроиться, и все такое.

- Хорошо, - кивнул я, ссыпая увесистую кучку золота и серебра в кошель. - А эти семьдесят пять рублей - это много или мало?

- Не знаю…, - чуть озадачилась она. - А как объяснить?

- Ну…, - тут я и сам задумался. - Вот это ружье сколько стоит?

Я показал на висящий уже на спине «винчестер».

- Пятьдесят. Примерно, - ответила она. - Револьвер хороший - половину от этого. Кони хорошие были, кстати, им цена красная по сто рублей, или даже больше, нажился на нас барыжник.

- А одежда почем?

- Если к лучшему портному не пойдешь, а в лавке купишь… на три рубля оденешься прилично, в чем тебя из трактира не выгонят, и еще на три обуешься. - тут она спохватилась и даже остановилась на секунду. - Да, про обувку - санадалеты купи травяные. В сапогах на палубу нельзя, шкипер тебя за борт скинет, с кнехтом на шее, а без них под солнцем ноги сгорят с непривычки.

Тем временем мы подошли к дверям магазинчика с витринами из не слишком качественного стекла, над которым висела вывеска: «Оденем и Обуем» Я толкнул дверь и вошел внутрь под звяканье колокольчика, и сразу оказался почти в полной темноте, как мне показалось - таким ярким было солнце на улице.