Снова крик, тело грузно свалилось с седла в вязкую грязь, и потащилось следом за рванувшей вперед лошадью, а за ним волочилась длинная веревка с какими-то шарами на концах. Третий сообразил, что напоролся на проблемы, и что остановиться и развернуться для бегства он уже не успевает, поэтому наотмашь хлестнул лошадь плетью, так, что она аж взвизгнула, а затем рванула вперед, толкнувшись двумя ногами. Но я уже успел выбросить гильзу, перезарядив винтовку.
К своему большому удивлению, первой пулей я не попал, хоть до цели было всего метров десять. Дважды хлопнул револьвер Веры, человек в седле дернулся, свесился направо, и я, уже прицелившись тщательно, выстрелил во второй раз, целясь в перекрестье каких-то ремней на голой смуглой спине. И на этот раз не промахнулся. Он снова дернулся, а затем перегнулся вперед, через луку седла, и свалился на дорогу, запутавшись рукой в поводьях, натянув их и остановив погнавшую было лошадь.
- Коней, коней держи! - крикнула Вера, пробежав мимо меня и оттолкнув так, что я чуть не свалился в рыжую дорожную грязь.
- Стой, девка! - заорал я, видя, что она несется к вожделенной гнедой лошади, даже не глядя на валяющегося на земле человека, который вовсе не был мертв, а уже приподнимался на локте.
- Лежать! - рявкнул я, и выстрелил ему в грудь.
Снова грохнуло, того откинуло ударом, из руки выпал длинный нож, а испуганная выстрелом из-за спины девочка с визгом отскочила в сторону, споткнулась и растянулась на дороге. Однако, время терять на обиды не стала, а перекатившись, вскочила на ноги, и не обращая на меня ни малейшего внимания, снова понеслась вперед. И через пару секунд уже сидела в седле, а еще через минуту вела уже за собой в поводу двух других лошадей, улыбающаяся и гордая собой, и совсем ни капли не шокированная развернувшейся перед ней бойней.
А я стоял над одним из убитых, перекатывая в ладони подобранные пустые гильзы и задумчиво его разглядывая.
- Это негр? - спросил я Веру, так и не спускавшуюся с седла.
- Негр, не видишь разве?
В ее голосе явственно слышалось недоумение моей непонятливостью. Нет, я понимаю, что я ничего не понимаю, но… в этом самом моем понимании, на негра, черного и губастого, похож был больше я, чем убитый молодой мужик, лежащий передо мной в грязи. Худощавый, мускулистый, он весь был покрыт татуировкой в виде переплетающихся орнаментов, даже лицо, а на лбу у него было выколото нечто, напоминающее три разновеликих треугольника, сомкнувшихся краями. Еще он был смугл потому, что загорел почти до черноты, что немудрено на таком солнце, но в остальном… В общем, волосы у меня были даже темнее, потому что его русые космы, заплетенные в многочисленные косички, выцвели на солнце, да и в небо он смотрел раскрытыми и остекленевшими голубыми глазами. И если к чертам лица присмотреться, то Ванька Ванькой получается, Рязань косопузая.
Другое дело, что этот «Ванька» одет был в портки с чужой задницы, которая размера так на три больше была, чем у него, да и подпоясан веревкой. Я глянул на другого, одетого не только в портки, но и рваную рубашку, которая тоже не выглядела так, словно ее на него шили, к тому же одного рукава у нее не хватало примерно наполовину.
На третьем же было что-то вроде набедренной повязки, сделанной из мешковины, причем мешковины настоящей - на ней сохранились трафаретные буквы от какой-то надписи. В общем, вопрос «дикарства» в данном случае даже не возникал. Но другие вопросы оставались.
- Вера, ты прости… у нас негры по-другому выглядят. - сказал я. - А почему вы этих неграми называете?
- А как их еще называть? - удивилась девочка. - Они же негры.
Видать, я совсем чушь пороть буду, но прояснить ситуацию я намерен. И проясню.
- Негр - это черный. - сказал я. - Черного цвета.
- Верно! - вдруг обрадовалась Вера. - Господь в бесконечной мудрости своей дал нам облик по образу и подобию своему. И Господь есть Свет, и слава его освещает земли наши. Так?
- Ну… так. - в общем, согласился я.
- И свет славы Господа есть цвет белый, он же цвет чистоты. На языке франков - «бланко», так?
- Ну… если на «языке франков», то так. - подтвердил я, удивляясь такому названию для испанцев - «франки».
- А если кто по дикости и злобе своей отвергает образ, Господом ему данный, и оскверняет лицо, повторяющее лик Его, может ли он быть чист?
- Ну… нет? - попробовал угадать я.
- Верно! - торжествующе ответила девочка, воздев руку как проповедник. - Отвергший образ Господень нечист, а нечистоту означает цвет черный, на языке франков как?
- «Негро»?
- Ха! - указала она на меня пальцем. - Сам все знаешь, а придуриваешься. Поэтому и негры.
- Понятно. - кивнул я. - А у нас таких просто дикими зовут. Или дикарями.
- А эти из негров самые плохие. - добавила девочка. - Они охотятся на других негров и продают их торговцам. И нападают на купцов.
- А на нас зачем кинулись? - уточнил я.
- Они не думали, что ты так быстро стреляешь. - ответила она. - Наверное, хотели поймать, а потом продать. Видишь боло? - она указала пальцем на измазанный в грязи ловчий инструмент, так и тянущийся из руки убитого. - Ты большой. сильный, а я… девочки всегда дорого стоят на рынках у турок. Тем более такие…
Она гордо покрутила в пальцах свою светлую косичку.
- Хорошо. - кивнул я. - Вот у этого ружье. У того я револьвер вижу. И сумки у них чересседельные, надо пошариться.
Обыск прошел быстро. Оказалась у «негров» длинноствольная однозарядная винтовка с рычажным затвором, под патрон, здорово напоминающий наш старинный для «берданки», а сама винтовка напоминала формой известные в свое время винтовки Балларда. К винтовке нашлось с десяток патронов, и я не удержался, раскачав, выдернул массивную свинцовую пулю из одного, высыпал порох на ладонь - дымарь, черный порох. Остальные патроны вместе с опустевшей гильзой ссыпал в сумку - винтовка выглядела вполне новой, и я решил, что она чего-нибудь, да стоит. По ходу осмотра заметил, правда, что в словно в подражание цитате из Писания на прикладе моего «винчестера», на прикладе трофейной винтовки было что-то выжжено арабской вязью. Интересно.