Лучший гарпунщик - Страница 127


К оглавлению

127

В кабак завалилась толпа местных ополченцев, уже безоружных, но повязки еще не снявших, явно вернувшихся из похода, но до жен, которые могли бы пресечь пьянство, еще не добравшихся. Стало очень шумно, кабатчик с подавальщицей из «негритянок» забегали в два раза быстрее, не успевая наполнять кружки.

Все, война закончилась, можно им и по домам. Сколько, дня три-четыре они на службе провели? Действительно, вопрос про Тортугу становится еще интересней. Если ополчение здесь вот такое, а всерьез с пиратами воюют только «лицензированные приватиры», то Тортуга может быть вечной. Нет серьезных сил, которых следовало бы опасаться. А если глубже вдуматься, то… когда она окрепнет чуть больше, то начнутся набеги на острова, если уже не начались. Если даже рассказы про Большой Скат вспомнить, то из них выходит, что случались набеги скорее турецких «хулиганов», таких же вот ополчений, на недельку-другую пошедших за добычей. А кто всерьез из таких биться захочет? Наткнутся на сопротивление, да и обратно повернут. А если в набег пойдет толпа настоящих, озлобленных и хорошо вооруженных отщепенцев? Вот тогда оно станет страшным по-настоящему.

Сможет такому набегу ополчение противостоять? Если успеет собраться, то сможет, народ здесь не изнеженный и лихой вполне. Недооценивать не надо, я их в бою видел и теперь со всем уважением отношусь. Но ополчение надо успеть собрать. Вот здесь, в Новой Фактории, на весь город пара взводов объездчиков, это считая выходных и отпускных. Да и в самом форте их человек пять-шесть обычно одновременно, остальные в разных местах службу несут. Сумеют противостоять? Очень, очень сомневаюсь.

Опять непонятна позиция Церкви. Я видел их солдат, видел их суда. Пушки там, кстати, не чета нашему переносному «гочкису», а калибром покрупнее и стволом подлиннее. И солдаты вполне всерьез выглядят, не призывники восемнадцатилетние, отнюдь. Они с Тортугой повоевать никак? Или я все же чего-то здесь пока не понял? Похоже, что так и есть, где-то у меня дыра в знаниях, отчего и выводы у меня получаются не слишком обоснованные, на песце строенные. Надо… надо с братом Иоанном снова поговорить, не думаю, что он откажется что-то растолковать. Все же он знает, кто я и откуда взялся, раз у рассчитывает на меня в чем-то, то пусть информацией снабжает чтобы я не накосячил с первого же шага.

Гудели до закрытия кабака, а тот закрылся только тогда, когда часы на башне городского Совета пробили три раза. Три ночи. Или три утра, это уже как угодно. Только тогда мы вывалили на улицу и неторопливо пошли к порту. Я еще отметил, что быть хромым и пьяным не труднее чем хромым и трезвым. С ногой аккуратно не очень получается, зато общая анестезия сказывается, не так все и больно.

Город уже спал, только в районе Торговой площади и в известном мне уже Моряцком закоулке было шумно. В Моряцком шумно было всегда, такие места поэтому на отшибе всегда и строились, а в центре города гуляли все больше ополченцы, так обычно тут куда тише, если верить тем же самым ополченцам.

Ну и кроме ополченцев веселились многие, у тех же купцов праздник. Племя Горы больше не существует. Мужчины его истреблены почти под корень, а какие спаслись, то попадутся другим племенам, это уж точно. Детей и женщин помоложе распродадут купцам «с лицензией», а те, в свою очередь, перепродадут их разным островным общинам, пополнив их, так сказать, «кандидатами в граждане», а заодно и рабочей силой на те работы, на которые местных не хватает. Развезут подальше, туда, откуда домой дорогу не найдешь, да и все, там они и успокоятся. Обнаружат, что жить лучше там, где нет проблемы добыть еду, и где при болезни придет врач, и успокоятся. А дети их станут… да кем угодно.

* * *

С утра на «Чайку» зашел Василь, разбудил меня, малость похмельного, сказал:

- Пошли, суд собирается через час, по яхте судить-рядить будут.

Я как наскипидареный подорвался с койки, задел раной ее край, взвыл от боли, попрыгал на одной ноге, вращаясь волчком, а потом, чуть продышавшись и разогнав искры перед глазами, понесся умываться, забыв трость и ковыляя по палубе какими-то нелепыми кривыми шагами. Рана стянулась и напрягать бедро стало вообще проблематично.

Василь, к счастью, не пешком пришел, а приехал на давешней двуколке, на какой меня и подвез. Суд заседал не в форте, а в здании Городского Совета, на Центральной площади, что была в сотне метров от площади Торговой. Добротное трехэтажное здание здание под металлической крышей, с башней, в башне куранты, так что все как у людей.

Внутри оказалось неожиданно прохладно, спасибо толстым массивным стенами и небольшим окнам. Карабкаться по лестницам, к счастью, не пришлось, судебный зал был на первом этаже, почти у самого входа. А то для меня сейчас даже короткий судовой трап проблема, нога начисто гнуться отказывается.

В зале, довольно большом, ни души зрителей не было, только за столом сидели Христофор с полковником, о чем-то тихо разговаривали.

- Ага, пришел, гроза турок? - сказал, увидев меня входящего, полковник. - Садись, сейчас начнем уже.

Я уселся на скамью для зрителей, рядом Василь пристроился, который сейчас, похоже. Был при исполнении, кем-то вроде судебного пристава. Или маршала, если по-американски. Минут через пять тяжелые двери в зал распахнулись снова, вошли преподобный с братом Иоанном, и молодая симпатичная девушка в кокетливом соломенно канотье, которая сразу уселась за конторку с пишущей машинкой. Похоже, что протокол вести будет.

Преподобный сел на председательское место, Христофор с полковником по бокам пристроились, а брат Иоанн, как не имеющий полномочий, уселся рядом со мной, заодно и поздоровавшись за руку.

127